В Интернете вас смело относят к сайнс-арту. Вы же в одном из интервью говорили, что это не совсем правильно и ваш интерес больше на территории исследования собственной психофизиологии. К какому направлению в искусстве вы сами относите свои работы?
Подобное классифицирование относится к самым актуальным потребностям человека, наравне с приемом пищи или сном. Мы буквально одержимы в стремлении рассовать любую информацию по ящичкам и выстроить из них ровные рядообразования. Таков механизм восприятия и усвоения. Это свойство, кстати, часто вываливается в нелепость, когда люди, например, пытаются распознать в совершенно абстрактной скульптуре конкретные образы – вырванное сердце или перевернутую корову, раскинувшую копыта. Им нужен быстрый и внятный ответ. Если он не найден, то наступает беспокойство и мозг мечется в поисках, пока не найдет схожий образ. Человек с элементом гордости сообщает о своих интерпретациях, заявляя, что он так видит, однако тем самым захлопывает себе дверь в суть произведения. Этим летом возле «Каварга-Скита» (большое ландшафтное сооружение в Ленинградской области. –
Прим. ред.) ко мне подошел один местный житель в состоянии алкотурбулентности. Указав на башню с куполом, он вопрошал: «Дима, ну вот что это? Ну ответь же мне, что это такое?» И так до бесконечности, несмотря на мои попытки дать ответ. Видимо, тем вечером он уснул, застряв где-то посередине между своим вопросом и моим ответом на него. Так же, наверное, и с сайнс-артом. Раз в привычный жанр искусства (скажем, скульптуру) добавлен моторчик с проводами, значит это что? Самым ближайшим ответом станет модное слово «сайнс-арт». Этого человеку вполне достаточно, а в суть термина уже никто не лезет. Вот, кстати, примерно поэтому я назвался биоморфным радикалом – чтобы дать четкое в своей неопределенности название той воображаемой ячейки или ниши, внутри которой разрастается мое искусство.
Мой портрет. Это единственное фото меня, которое возможно к публикации. Но оно есть везде, включая юзерпики в соцсетях, так что...
Дмитрий Каварга начинал свой путь в искусстве с традиционной живописи, а обрел узнаваемый стиль в биоморфных скульптурах и интерактивных инсталляциях. Принимает участие в отечественных и зарубежных выставках с 1988 года. Живет и работает в Подмосковье. Называет себя биоморфным радикалом. Большой цикл работ основан на синтезе искусства и технологий, созданных в сотрудничестве с учеными, программистами и инженерами. Это интерактивные кинетические sci-art-объекты, участвующие в международных выставках и фестивалях современного технологического искусства, таких как Lexus Hybrid Art, Ars Electronica, FILE Electronic Language International Festival и других.
В настоящее время работает с широким спектром полимеров, служащих как материалом масштабных ландшафтных скульптур, так и миниатюрных детализированных композиций. Объекты ландшафтного искусства находятся в постоянной экспозиции парков «Никола-Ленивец» (Калужская область), Château Gütsch (Люцерн, Щвейцария), в музее Сергея Курехина (Санкт-Петербург). «Каварга-Скит» находится в селе Великий Двор Подпорожского района Ленинградской области. Интерактивные работы демонстрируются в музее Эрарта (Санкт- Петербург) и Art4.ru (Москва).
Вы подписываете работы, но многие из ваших коллег этого не делают. Должно ли современное искусство быть понятным зрителю («ответ лежит на поверхности») или необходимо приводить зрителя к идее через долгий тернистый путь?
Художник занимается своим искусством почти все время своей жизни и находит с его помощью ответы на самые разные и в том числе глубоко личностные вопросы. Можно сказать и иначе: искусство само ставит вопросы, содержа в себе одновременно ответы. Художник же словно клей, скрепляющий осколки абстрактного хаотичного поля во вполне конкретные смыслы и образы. Все дело в весьма своеобразной настройке внимания, и, конечно, встает вопрос: каким образом постороннему человеку, вовлеченному в событийные ритмы собственной жизни, во всем этом разобраться? В эти дебри нужно довольно долго вникать, притом что сам язык искусства стал полифоничным и эклектичным, направления и жанры перемешаны, а смыслы изобилуют мудреными нарративами. Разумеется, я сейчас говорю не о мейнстриме с элементами, так сказать, дизайна, где все изначально настроено на считывание и узнавание, а о погружении в процесс искусства как некой практики самопознания, в которой процесс зачастую важнее результата. Признаться, я там и сам мало что понимаю.
Поэтому подписи к работам, как и это интервью, тоже часть творческого процесса. Все же необходимо пояснять замысел, выстраивать контекстуальные и причинно-следственные связи появления произведений, без которых они могут казаться лишь красивыми кусками гнутой пластмассы.
«Нападающий» из проекта «Полимерный офсайд». Металл, полимеры. 2018 год
Вы известны своими биоморфными экспериментами. Этим летом вы совместили в своем проекте эстетику советских парковых скульптур с новой экспрессивной телесностью. Получились полимерные скульптуры футболистов (капитан, вратарь, нападающий, защитник сборной и судья). Есть реальные прототипы игроков?
Нет, конечно, да это уже и не футболисты вовсе, а некие синтетические образы – гибридные сущности. Сквозь и внутри вроде бы футбольных игроков проступают лики вождей, статуями которых уставлен парк «Музеон». Самого мяча не видно, только абстрактные фигуры в динамичных позах, внутри которых и происходит игра представлений о футболе, советской эстетике, символах вождей, об экспрессии, о статике, защите, нападении, внутреннем мире и, кстати, том же одиночестве... Но, разумеется, все это происходит не столько в фигурах, сколько в головах зрителей, наблюдающих выставку. Надеюсь на это.
Расскажите о современных материалах, помогающих вам создавать скульптуры. Как вы подбираете сочетание материалов? От чего зависит выбор материала?
С полимерными материалами я работаю уже больше 15 лет. Это и листовые пластики и композиты, литьевые резины и смолы, пенополиуретан и полимочевина. Совсем недавно со мной связалась компания, производящая кровельные листы для крыш домов из переработанных модифицированных полимеров с минеральными наполнителями. Представители компании побывали на моей выставке, почувствовали что-то родное в пластике форм и захотели увидеть применение своих материалов в скульптуре. Теперь из абсолютно нового для меня материала строю гигантский дом-скульптуру, вырастающий из моей мастерской в Подмосковье.
Но не бывает такого, чтобы в скульптуре использовался лишь один материал, в моей работе это всегда микс. Например, листовые полимеры я покрываю стеклотканью и смолой либо гибридом полимочевины, образующим защитный бесшовный слой, к этому добавляю пенополиуретан горячего отверждения.
Расскажите, почему вам нравится работать с полимерами?
«Токсицизма-4» из проекта «Токсикоз антропоцентризма». Полимеры. 2018 год
Из-за разнообразия их свойств, разновидностей и бесконечных возможностей. Когда имеешь дело с полимерами, даже возникает ощущение собственного бессмертия. Кажется, что я в самом начале и даже почти ни к чему не приступал, а лишь заглянул в гигантскую мастерскую, полную неизведанных материалов и инструментов…
Привлекаете ли вы для помощи в сооружении конструкций подмастерьев?
Подмастерья необходимы, но у меня их нет. В создании двадцатиметрового объекта «Каварга-Скит» участвовали нанятые рабочие, они занимались сварными работами и покраской, но это было исключение из правил. С одной стороны, мне сложно коммуницировать с людьми. Они довольно быстро меня начинают раздражать, тем более всегда проще и быстрее сделать самому, чем объяснять задачу и обучать. К тому же людям надо исправно платить, а такая возможность бывает не всегда. Все же речь идет о сфере некоммерческого искусства, где многое делается по другим принципам и законам, то есть просто за счет фанатизма…
В современном искусстве есть место юмору?
Юмору место есть. Мне нравится так называемый юмор подкожный, когда мало кто понимает, что это вообще-то смешно.
Какие наиболее интересные направления в современном искусстве сейчас развиваются?
Сейчас все труднее вычленять направления, идет тенденция к междисциплинарному взаимопроникновению. К какому направлению отнести граффити, сделанное квадрокоптером на холсте, выставленном в Эрмитаже? Мне лично наиболее интересными в искусстве видятся работы с применением технологий. Художники, использующие их, словно заново открывают мир, пробуют вставить механизмы в свое тело, впрыскивают в кровь гены животных, создают искусственную реальность, нащупывают новые смыслы и т.д. Причем эти эксперименты происходят на территории искусства, но их результаты выходят далеко за любые жанровые ограничения. Мне кажется, что человек, еще будучи обезьяной и получивший инопланетную инъекцию рассудка, уходит все дальше от своего животно- природного естества, обращаясь во что-то совершенно необъяснимое... Может, в цифровой код или в электрический импульс. Сейчас мы находимся в промежуточной стадии, но, согласитесь, не вечно же нам удовлетворять физиологические потребности. Органическое тело себя изживает, а рациональность, оптимизация, структурность, рассудочность и технологизм берут верх.
«Каварга-Скит» – ландшафтный объект в селе Великий Двор – Гонгиничи (Подпорожский район Ленинградской области)
Мне кажется, в вашем творчестве остро прослеживается идея одиночества индивида, несмотря на постоянное взаимодействие с социальным миром. Можно ли сказать, что ваши работы – это отражение одиночества человечества в целом? Именно для этого вы создали «Каварга-Скит»?
Как синоним одиночеству я бы в данном случае использовал слово «сосредоточенность». Быть по-настоящему сосредоточенным, находясь в социальной активности, гораздо сложнее, чем наедине с самим собой. Ведь условием вовлеченности в социум является определенная ролевая нагрузка, отработка поведенческих сценариев, задействующих, в свою очередь, целые кластеры мыслительных и диалоговых схем. Таким образом, если говорить об одиночестве как продуктивном рабочем творческом состоянии, то оно необходимо и всегда желанно. И да, создавая «Каварга-Скит», я задался целью создать особое место для концентрации подобного одиночества. Но в социальной трактовке это слово имеет ностальгически-страдальческий окрас, который призван вызывать сочувствие и даже жалость. Мне интересны оба этих значения, ведь как раз в их промежуточном диапазоне сконцентрированы духовные практики и учения, мировоззренческие парадигмы и еще столько, что всего не перечислить. Собственно, почти все мои работы тоже про это.
Вы говорили, что вам стало тесно в картинах и вы ушли в объемное творчество, сейчас – в скульптуры и инсталляции, в которых возможен прямой контакт со зрителем... Как думаете, какой следующий этап?
В настоящий момент один из моих давних проектов с обитаемыми скульптурами входит в фазу активного разрастания. Это монументальные ландшафтные объекты. Они идут где-то на стыке с архитектурой, с одной стороны, и различными модификациями скульптур-ковчегов для птиц, пчел, диких лесных животных, растений, установленных в лесу, на болоте, вдали от человеческих глаз. У меня есть замысел создать целый парк биоморфной скульптуры в отдаленных лесах Ленобласти с привлечением международных художников. Обязательным условием будет взаимодействие объекта искусства с живыми существами, своеобразная экологическая составляющая. Ну и, как уже говорилось, мой собственный дом в Подмосковье превращается в подобный ковчег, такую гигантскую, постоянно разрастающуюся полимерную субстанцию, изнутри которой я буду смотреть на мир, проплывающие облака и проезжающие машины.
Варвара Фуфаева
